— Прекрасно! — отозвался граф и храбро шагнул в пролом стены.
Они оказались в небольшом каземате, напоминавшем каменный мешок. Свет проникалчерез пройденный ими проем и маленькое отверстие, сделанное как раз по размерулежащего на полу камня из мягкого известняка. Рядом лежало и медное долото.
— Должно быть, маловато верных ответов было выбито этим долотом, — сказалархеолог, поднимая его с полу.
— Почему ты так думаешь?
— Я бился над этой задачей несколько дней. Но я завтракал, обедал, ужиналрегулярно. Боюсь, что в этой камере жрецов остались бы мои кости.
— Прекрасно! — задумчиво повторил граф. — Попробуем перевести твою надпись ещераз на математический язык и сопроводим чертежом на этой тысячелетней ныли.
И граф, взяв у Детрие долото, нарисовал на пыльном полу камеры чертеж, говоряпри этом:
— Колодец — это прямой цилиндр. Два жестких прута (тростинки), один длиной дваметра, другой — три, приставлены к основанию цилиндра, скрещиваясь на уровнепредполагаемой воды в одном метре от дна. Легко понять, что сумма проекций надне цилиндра мокрых или сухих частей тростинок будет равна его диаметру —наидлиннейшей прямой, содержащейся в ободе колодца Лотоса, как говорится наязыке жрецов.
— Мы обнаружили остатки ободов колодца, но сами они, увы, не сохранились.
— А жаль! Можно было бы вычислить длину царского локтя, которая поныне остаетсязагадкой.
— Ты можешь вычислить?
— Если ты меня замуруешь здесь.
— Ты шутишь? Это не шахматный этюд! Замуровать себя?
— Конечно! Я уже считаю себя замурованным. Я мысленно возвожу в проеме каменнуюстену. Ты можешь оставить меня здесь. Я не проглочу ни крупинки еды, не выпьюни капли влаги, даже вина… пока не решу древней задачи. Жди моего сигнала вокошечке "свет — воздух". Считай, здесь написано: кто не думает, тот не ест…ни фигур, ни пешек, — и он весело подмигнул.
Детрие знал чудачества своего друга и не стал с ним спорить.
Он оставил математика в древнем каземате, напоминавшем склеп, наедине с древнейзадачей жрецов. Интересно, имел ли шансы шахматист и математик двадцатого векапройти испытание на сан жреца Ра четырехтысячелетней давности?
Выйдя в просторный зал, Детрие оглянулся. Ему показалось, что вынутые егорабочими гранитные плиты каким-то чудом снова водрузились на место, превративстену зала в сплошной монолит.
Археолог даже затряс головой, чтобы отогнать видение.
Во всяком случае, математик имел право на уединение для решения, быть может,сложной задачи, которая археологу оказалась не по плечу.
Детрие вышел на воздух.
Пахнуло жарой. Солнце стояло над головой. До обеда было еще далеко. Детриевздохнул, представляя накрытый стол.
Проводник в бурнусе держал под уздцы двух лошадей, укрыв их в тени. По Нилуплыли лодки с высоко поднятой кормой и загнутым носом. В небе — ни облачка.
Детрие сел в тени колонны и погрузился в раздумье. В его воображении вставалижрецы Ра, владевшие математическим аппаратом лучше, чем он, человек двадцатоговека, окончивший Сорбонну.
Что происходило в каменном склепе колодца Лотоса с замурованными тампретендентами на служение богу Ра? Сначала из окошечка просовывался камень свыбитыми на нем цифрами, может быть, неверными. Потом через это отверстие дослуха проходивших мимо жрецов могли доноситься крики, стоны, мольбы умирающих сголоду испытуемых, которым не суждено было стать служителями храма. Не суждено?Нет! Они не могли ими стать, как не смог бы стать жрецом Ра сам Детрие.
Археолог так живо представил все это себе, что передернул плечами.
Тень переместилась. Археологу пришлось пересесть, чтобы спастись от палящихлучей.
Несколько раз он возвращался в зал, граничивший с камерой колодца Лотоса, — низвука.
Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Онрассчитывал вкусно пообедать со своим гостем и никак не ожидал его новойэксцентричной выходки — лишить себя, да и его, обеда из-за решения древнейзадачи!
Они должны были поехать во французский ресторан мадам Шико. Турки особеннолюбили посещать его из-за пленительной полноты (в их вкусе) хозяйки. Она,верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала с Детриезамысловатое меню, которое должно было перенести друзей на бульвар Сен-Мишельили на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки, доставленные в живом виде изНормандии, устрицы. И белое вино к ним. Спаржа под соусом из шампиньонов.Буайбесс — несравненный рыбный суп. Бараньи котлеты с луком и картофельпо-савойски или бургундские бобы. И вина! Тонкие французские вина, для каждогоблюда свои: белые или красные. Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующихсердце француза! Это на тот случай, если господа не наелись и хотят закрепитьощущение сытости в желудке.
И, наконец, кофе и сигары во время задушевного послеобеденного разговора.
Ждать уже не было сил. Детрие решил любым способом вызволить друга из заточенияи решительно направился к каземату. Однако насилия не понадобилось. Еще невойдя в зал Стены, он услышал стук. Из окошечка выпал камень и лежал теперьперед ним на полу. Он нагнулся, чтобы поднять его.
О боже! На нем медным зубилом были нацарапаны (кощунственно нацарапаны набесценной реликвии!) какие-то цифры…
Детрие, возмущенный до глубины Души, поднял камень и прочитал!
"d=1,231 меры!"
В "замурованном" проеме стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо,