В заброшенных каменоломнях он воображал себе толпы "живых убитых", трудившихсяво имя величия жесточайшего из государств, как сказал о Древнем Египте Детрие.
Двести пятьдесят с лишним километров вверх по течению пароходик преодолевалцелый день с утра до позднего вечера.
На палубах то появлялись, то сходили на берег бородатые феллахи, одетые в дурнопахнущие рубища, заставлявшие графа закрывать нос тонким батистовым платком.Арабы, истовые магометане, расстилали на нижней палубе коврики для совершениянамаза, в вечерний час возносили свои молитвы Аллаху. Важные турки в фескахделали в эти минуты лишь сосредоточенные лица, не принимая молитвенных поз.
Худенький чернявый ливанец-капитан предложил европейцам укрыться у себя вкаюте, рассчитывая вместе с ними выпить пива, но они отказались, предпочитаялюбоваться из-под тента берегами.
Граф восхищался, когда Детрие бегло болтал с феллахами на их языке.
— А что ты думаешь? — с хитрецой сказал Детрие. — Когда я бьюсь над непонятнымиместами древних надписей, я иду к ним для научных консультаций. Сами того неподозревая, они помогают мне понять странные обороты древней речи и некоторыеслова, которые остались почти не изменившимися в течение тысячелетий, несмотряна давление чужих диалектов, в особенности арабского и теперь турецкого.
К сохранившемуся древнему храму Хатшепсут в Фивах французы успели добратьсялишь на следующее утро.
Как зачарованные стояли они на возвышенности, откуда открывался вид на тритеррасы бывших садов Амона. Садов не осталось, но чистые, гармоничные линии,как и обещал Детрие, четко выступали на фоне отвесных Ливийских скал,отливавших огненным налетом, оттененным небесной синевой. Древние террасы храмаи зелень былых садов когда-то сказочно вписывались в эту гармонию красок.
— Это в самом деле восхитительно, — сказал граф.
— Теперь представь себе на этих спускающихся уступами террасах благоухающиесады редчайших деревьев, их тень и аромат.
— Великолепный замысел! Кто построил этот храм? Мне кажется, создателя должнабыла вдохновлять красота Хатшепсут.
— Храм сооружен для нее гениальным зодчим своего времени Сененмотом. Он былфаворитом царицы Хатшепсут, одновременно ведая казной фараона и сокровищамихрамов бога Ра.
— Он был кастеляном?
— Он был художником, ваятелем, зодчим и жрецом бога Ра.
— Жрецом Ра? Значит, ему пришлось пройти через каземат колодца Лотоса, — схитрецой заметил граф.
— Я не подумал об этом. Но, очевидно, это так. Строитель удивительного храма,по-видимому, был неплохим математиком, решая уравнение четвертой степени,доступное лишь вам, современным ученым.
— Математиком? Ха! Мало быть математиком! Как математик, я нашел решение, а какшахматист… опроверг его.
— Вот как? Но ты же утверждал вчера, утверждал, что иного решения и быть неможет.
— Шахматный этюд верен, пока не опровергнут.
— Ты хочешь сказать, что вычисленный тобой диаметр 1,231 меры неверен?
— Диаметр именно таков, но вычислен он был не так, как сделал я, дитядвадцатого века.
— Как же ты пришел к этому?
— Понимаешь, я твердо верю, что шахматы в какой-то мере отражают жизнь. Ихможно представить себе как своеобразное зеркало. В шестьдесят четыре клеточки,конечно. А если так, то… любую ситуацию, или многие из них, можно выразитьшахматной позицией. Вот я и попробовал показать на шахматной доске ситуацию, вкоторую вчера попал в каземате колодца Лотоса, когда решал задачу египетскихжрецов. И представь себе, отыскивая позицию, отражавшую мои искания, яобнаружил в решении созданного по этому поводу этюда свою собственную ошибку!Это ли не зеркало жизни? Ты все поймешь, если разберешь этюд. Конечно,пользуясь при этом некоторыми ассоциациями.
— Ассоциациями? Значит, ты увидел решение задачи жрецов через шахматы? Яправильно понял?
— Через шахматы, друг мой, через наши с тобой любимые шахматы. Я всю ночь, покаты спал под хлюпанье пароходных колес, возился с шахматной позицией. Не угодноли посмотреть?
— Конечно! Что это, этюд?
— Если хочешь, то мой новый этюд. Белые начинают и выигрывают?
Граф быстро расставил шахматы на столике под тентом.
Несколько пассажиров равнодушно взглянули на европейских путешественников,которые, видимо, хотят убить время или выиграть заклад. Темнокожий араб в чалмедаже спросил:
— Сколько стоит партия у саибов?
— Миллион! — весело ответил Лейе.
Араб попятился. Эти неверные — большие шутники. И у них не хватаетпочтительности.
— Больше миллиона! — продолжал граф. — За подобные открытия можно запросить ибольше, куда больше. Однако смотри. У белых незавидное положение, как у меняили моих предшественников в каземате колодца. У черных на ладью и слона больше,да и грозные пешки надвигаются на короля.
— Постой, дай подумать. Но где здесь тайна колодца?
— Вот именно шахматная тайна колодца! Попробуем сейчас найти ее с тобоювместе. Ведь заработаем миллион, не правда ли? Ну, если не наличными, то всобственном сознании.
— Разве что так! — рассмеялся Детрие.
— Прежде всего надо справиться с черной ладьей, занимающей восьмую горизонталь.
— Прекрасно! Я даже вижу, как это можно сделать!
— Ты всегда хорошо решал мои этюды. Итак?